Ему везло. Ему всегда патологически везло. Сколько он себя помнил, все всегда происходило в его пользу, и даже, несмотря на очень буйный, вернее, наглый нрав он ни разу не был бит, да что там бит – его и словом матерным особенно никогда не обкладывали. Собирались, рот даже открывали, но тут что-то мешало: то звонок по телефону, то стук в дверь, то чей то окрик, но, как итог, никогда он не слышал в свою сторону жарких оплеух бранных слов. К экзаменам тоже особенно не готовился, а зачем, если можно было выучить только один билет, и именно он то и выпадет на экзамене.
Он не особо осознавал свое везение. Ну как можно осознавать то, что с тобой с самого дня появления на свет божий. Нет, конечно ему говорили, что он в рубашке родился и прочие эпитеты в том же духе, и он даже важно соглашался, но сам свое везение, воспринимал как данность.
У него не было тяжелых пробуждений, он не поднимался с постели сонным и не выспавшимся, не тер до красноты глаза, не плелся походкой воскрешенного мертвеца до спасительной кофеварки на кухню – нет. Он всегда просыпался выспавшимся, бодрым и легкой походкой шел в ванную, где, совершив все нужные физиологические дела, скоблил электробритвой мужественный подбородок с ямкой, брызгал туалетной водой на выбритые щеки, подмигивал своему симпатичному отражению и шел в зал одеваться. Так было всегда до сегодняшнего дня. Сегодня же, когда он брился, призывным звонком разродилась старенькая моторолла, еще с монохромным экраном. Не выпуская из рук бритву, он потянулся за телефоном.